Так считают некоторые герои романа "Семь храмов", автором коего является Милош Урбан.
Подзаголовок книги гласит: пражский готический роман. Это не просто подзаголовок, это предупреждение. Последнее китайское пражское.

Роман категорически рекомендуется всем любителям средневековой готики как стиля жизни. Детективная линия весьма предсказуема, кто причастен к убийствам, можно вычислить без труда и очень быстро. Но атмосфера!! Но описания соборов и средневековых зданий!! И эпиграфы из Т.Элиота, и не только.

Кому категорически не рекомендуется: всем фанатам НТР, ненавистникам "мракобесного средневековья", и людям, сочувствующим Яну Гусу и гуситскому движению. Потому как имеется мощный "наезд" на современность, таборитов, и даже на барокко.

цитата

Из метели я вынырнул только перед застекленной ротондой Института имени Пуркине, напоминавшей по форме молельню, и тут же в испуге застыл на месте. Пять больших окон на втором и десять маленьких окошек на третьем этажах резко контрастировали с ледяным пледом, укрывшим конусообразную кровлю, наружные подоконники и тротуар. Окна были сверху донизу занавешены черной плотной тканью, так что ротонда напоминала черный маяк, который никогда не зажигают — символ ослепленности дерзкой науки, пытающейся проникнуть в тайны бытия.

цитата

Милош Урбан “Семь храмов” (Sedmi kosteli)

Очень подходящая фамилия у этого чешского писателя. Такая подходящая, что запросто может оказаться псевдонимом. Во всяком случае, если бы я была чешским писателем, в романе которого главным персонажем был город (в данном случае Прага), я бы ничего лучше не придумала.

А вот герою “Семи храмов” с фамилией не повезло, да и с именем тоже не очень. Зовут его (спойлер, раскрывается в середине текста)

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

Кветослав Швах

. Даже нам смешно, а соотечественники героя так просто ухохатываются. И это не единственное его несчастье. Он предпочитает именовать себя по-кафкиански, просто К) – историк-недоучка, полицейский-неумеха, детектив-неудачник. А всё потому, что он не живет в нашем времени – он влюблен в Средневековье и страстно мечтает, чтобы эти Богом благословенные времена вернулись в прекрасную готическую Прагу.

Когда-то по вине К. погибла женщина, которую он охранял, и он вылетел из полиции. Но спустя несколько лет у полиции появилась возможность связать ее смерть с несколькими новыми убийствами, происходящими в Праге. Убийца пользуется изуверскими методами, а результаты свих деяний любит снимать на пленку и отсылать непосредственному начальнику К…

Одновременно с цепочкой убийств в городе появляется загадочный господин Гмюнд, озабоченный сохранением готических храмов, и нанимает нашего героя себе в охранники. Причем ему явно нужны не телохранительские навыки К. (они напрочь отсутствуют), а совсем другие – его мистическая способность видеть события прошлого…

Из всего этого получился красивый, зловещий и увлекательный мистический детектив. Но писал Милош Урбан (Milos Urban) вовсе не его, а, как указано в подзаголовке, “пражский готический роман”. “Готический” в самом широком смысле слова: это и готическая архитектура прекраснейшего города Европы, и эпоха Средневековья – готический период в искусстве, наконец, в том значении, которое вкладывается в выражение “готический роман”, со всеми положенными по канонам жанра ужасами, тайнами старинных храмов и пугающими персонажами. Герой – казалось бы, ни к селу ни к городу – рассуждает о классическом готическом романе “Замок Отранто” Горация Уолпола: “Попытайся представить, как Гораций Уолпол писал бы в наши дни. Казалась бы ему современная Прага полной ужасов? Я имею в виду – в романтическом смысле. Принял бы он брошенный ею вызов?” Милош Урбан принял...

цитата

А самое ужасное в “Семи храмах” – жуткий в своей абсурдности эпилог. Но чтобы осознать весь его кошмар, не снившийся и Стивену Кингу (эх, не жил “король ужасов” в Праге!), необходимо прочитать роман от начала до конца. Благо оторваться от него трудно.

цитата

-- Я ведь еще не договорил, я не упомянул о том, что кажется мне самым прекрасным на картине Морштадта. Не искусность, с какой он отобразил состояние определенных зданий в определенную эпоху, а сама жизнь, дышащая на его полотне: окрестности сакральных построек. Зеленый луг, истоптанная тропинка, деревянные садовые заборы, несколько низеньких домиков. Низеньких, понимаете? И между ними вздымаются ввысь четыре изумительных здания: часовня, ротонда, колокольня и храм, он среди них самый большой. Их видно издалека, их нельзя не заметить, они воистину прекрасны. Люди, что держат путь мимо них или же к ним, не могут быть дурными — подобная красота подавляет в них все злое, вот насколько она сильна, поверьте! Да и что может быть чудеснее храма, вырастающего прямо из лужайки, камня, распускающегося над землей, в которой он в незапамятные времена родился? Вот храму Святого Духа в Старом Городе повезло — ему оставили его зеленый ковер; правда, башне пришлось несладко, потому что не в меру щедрое барокко изуродовало ее сарацинским тюрбаном. Лишь средневековая архитектура является по-настоящему великой, К., лишь готическая архитектура может считаться моральной. Мораль людей и мораль зданий неразделимы. Ради сохранения жизни на Земле мы никогда больше не допустим, чтобы святыню загородил какой-нибудь светский уродец, как это произошло сразу с несколькими храмами: со Святым Мартином, Святым Петром, Святым Индржихом и прочими. Город, который позволяет банку, жилому дому или административному зданию вырасти настолько, чтобы заслонить собой церковь, заслуживает того, чтобы прозябать под властью спекулянтов, дворничих и канцелярских крыс. Запрещается строить что-либо рядом с храмами, запрещается изображать из себя богов и возвышаться над их звонницами!